Беженцы. К несчастью, это слово давно и прочно вошло в наш обиход. У любого из нас в окружении есть беженец – друг, коллега, сосед или знакомый. И, пожалуй, мы почти перестали вспоминать, каким страшным содержанием – реальным, живым, человеческим – наполнено это слово.
По меньшей мере двое коллег автора этих строк вынесли на себе ужасы грузино-абхазской войны. А теперь являются заложниками ее последствий. Администратор Тбилисского русского драматического театра им. Грибоедова Георгий Иналишвили и заведующая бутафорным цехом театра Мзевинар Джгаркава знают не понаслышке, что значит бросить отчий дом, бежать с родины и остаться без ничего – не только без своего угла, но и без единой личной вещи. Невозможно перестать быть беженцем, как бы ты этого не хотел – это судьба, которая всегда с тобой.
Когда началась война, Георгий Иналишвили учился в Москве, а его близкие  находились на родине, в Абхазии. После падения Сухуми все Иналишвили – представители древнейшего абхазского княжеского рода Инал-Ипа – были вынуждены бежать. Конечно, сам Георгий немедленно прервал учебу и вернулся в Грузию, к семье. О возвращении на родину не могло быть и речи, и Иналишвили осели в Тбилиси. Поначалу жили у родственника, но тому пришлось продать квартиру, и они остались на улице – в прямом смысле этого слова. Мыкались по знакомым, которые давали пожить у себя месяц-другой. Порой снимали угол. Переживаний и скитаний не выдержал отец – Георгий похоронил его несколько лет назад. Пожилая мама болеет, живет в семье сына. Есть и светлая сторона в этой истории – Георгий счастливо женился, у него родился сын. Но молодой семье приходится туго, жена Мари тоже беженка, и ей тоже негде жить. Оба работают, но вся зарплата уходит на то, чтобы заплатить за съемное жилье, накормить ребенка и купить лекарства маме Георгия и родителям Мари. «Мы как цыгане, - с горечью говорит Георгий. - У нас вообще нет никакой собственности. Никому такого не пожелаю. Единственная помощь от государства, которую я получаю, - это пособие. Раньше давали 26 лари в месяц, теперь – 45. Но до каких пор я буду оставаться на улице с ребенком, женой и больной мамой-пенсионеркой?»
Мзевинар, или, как все ее называют, Мзия, Джгаркава родилась в Абхазии. Окончила Тбилисское художественное училище им. М.Тоидзе, работала декоратором в Сухумском драматическом театре им. К.Гамсахурдиа. 19 сентября 1993 года в три часа ночи на дом, где она жила, упала бомба. Мзия очнулась в больнице – потерявшей слух, с осколочными ранениями по всему телу и тяжелой контузией. Через неделю Сухуми пал, в город вошли наемники, и начался ужас. Врачи Гульрипшской больницы, куда перебросили Мзию, разбежались. Пошли разговоры, что уходит последний корабль. Мзия – босая, в окровавленных повязках – вместе с другими ходячими больными поспешила на пристань. Не успели. «Один абхаз, Джемалом его звали, до сих пор помню, нас предупредил – прячьтесь, чтоб вас не было видно, мы не можем контролировать наемников, - рассказывает Мзия. - Слово «грузин» в те дни означало «смертник». Мы прятались в развалинах дома отдыха. Ничего не ели. Пили воду. Если попадался кусок хлеба, это был праздник. Нас спас Международный Красный крест – оказали медицинскую помощь, довезли нас до границы.  Из автобусов выпустили, когда стемнело. Вооруженные пацаны на границе приказали: - Убирайтесь отсюда, кто оглянется – расстреляем. И мы пошли по мосту. Потом нас отвезли в Зугдиди, накормили, дали переночевать в театре. А на второй день сказали: - Дальше – сами. Идите, кто куда хочет. Я знала, куда мне надо добираться – у нас были родственники в Зугдидском районе, и я понимала, что близкие скорее всего находятся там. Так и вышло. Оказалось, что они получили известие о моей гибели и давно меня оплакали. Представляете, что с ними стало, когда они увидели меня живой?»
В 1994 году Мзия с родственниками поселились в Цхнети. С 1998 года она работает в театре имени Грибоедова. «Я всегда в театре – здесь мой дом, здесь мои друзья. Когда не стало мамы, мне помог именно театр – я никогда этого не забуду. Другого дома у меня нет. Цхнетская комната, в которой нас сейчас семеро, оформлена на моего брата. Меня прописали автоматически, и я там никто, бесправный нахлебник. В ответ на мои обращения мне официально ответили, что я прописана в приватизированной комнате и мне ничего не полагается. От государства я никогда ничего не получала, кроме пособия. Никого не интересуют ни мои ранения и контузия, ни то, что у меня нет жилья. От волнений у меня начались проблемы с сердцем, скачет давление, болит голова. Во время ранения я получила перелом носа и сейчас мне трудно дышать, нужна операция... В Абхазию я могу вернуться только в статусе гостя. А я таким образом ехать на родину не хочу. Не хочу быть гостем в собственном доме».
Обо всем рассказанном я и думала, когда шла на встречу с Лелой Гуледани, министром по вопросам гражданского согласия и урегулирования конфликта Абхазии. Это самое молодое министерство страны – оно начало функционировать 17 января этого года. Каковы задачи и цели новой структуры, реальные шаги на пути примирения, как решается судьба вынужденно перемещенных лиц – на эти и другие вопросы Л.Гуледани ответила «Русскому клубу».

- Калбатоно Лела, вы сама беженка, долгое время занимались непосредственно проблемами беженцев и знаете обо всем не со стороны.  
-  Да, это так. Я родилась и выросла в Сухуми. Заканчивала школу, когда моей семье пришлось оставить Абхазию. Всю эту трагедию и боль моя семья испытала на себе. Когда мы приехали в Тбилиси, погиб мой брат. Это произошло 27 сентября – в день падения Сухуми. Мой отец не перенес горя и скончался. Гибель сына он связывал именно с трагической для Абхазии датой и часто повторял, что если бы не было войны, мы не оказались бы в Тбилиси, и сын остался бы жив... Вот так я потеряла моих самых любимых людей…
- Что вы помните о той войне?
- Когда началась война, я училась в Поти. Приехала в Сухуми незадолго до его падения. Помню, как началось вторжение в Сухуми, как в аэропорту на моих глазах взорвали самолет. Ни на корабль, ни на самолет мы не попали. И пошли пешком через Сванетию. Нам повезло – мы успели до того, как в горах выпал снег.
- О том, чтобы остаться, не было и речи?
- Отец не боялся, а мама была в панике. Нашу семью не тронули бы... Но все равно было страшно – в город вошли неприятели, начался разбой и хаос. Тяжелые воспоминания...
- Ваш отец, Элгуджа Гуледани, был известным и уважаемым человеком.
- Его даже называли святым – за необыкновенный гуманизм. Он был миротворец, большой патриот и  всегда говорил, что это была искусственная война. Отец преподавал философию в Сухумском университете, был любимейший для студентов лектор. Его знали как замечательного тамаду, прекрасного шахматиста. Сама я экономист, окончила Сухумский университет, но продолжаю учиться и сейчас – в докторантуре по международному бизнесу в Тбилисском государственном университете. Возможно, в моем случае сыграли роль отцовские гены, я заинтересовалась политикой и включилась в это дело семь лет назад. Мне захотелось что-то изменить в лучшую сторону. Начала с защиты прав беженцев. Много выступала по телевидению, постоянно общалась с беженцами, раздавала номера своих телефонов и всегда откликалась на любую просьбу о помощи. Сделать удалось многое, потому что я никогда не обещаю того, чего не могу, и делаю только то, что могу.
- В чем вы видите главные проблемы вынужденно переселенных лиц?
- Основная проблема беженцев – это отсутствие у них необходимой информации. Зачастую они не знают, к кому именно обратиться по интересующему вопросу, как составить заявление... Большое значение имеет консолидация самих беженцев. Если они объединяются вокруг своих общих интересов, не отвлекаясь на отдельные частные проблемы, то вопросы решаются легче. Еще раз убеждаюсь в том, что сила в единстве. Очень важно, чтобы беженец был компетентным, уверенным в себе и мог говорить о своих проблемах с точки зрения права. Вообще, когда он знает свои права, то говорит иначе. За эти годы я занималась огромным количеством вопросов. Это стало моим призванием – быть там, где-то кому-то плохо, разобраться и помочь. Мне и сейчас звонят с просьбами о помощи.
- То есть звонят лично министру?
- Я ни на день не прерываю контактов с беженцами. Я пришла на эту должность из гражданского сектора и считаю себя обязанной помогать, несмотря на то, что наше министерство занимается вопросами урегулирования конфликта, а не социальными проблемами беженцев.
- Я думаю, что вы занимаетесь одним из самых важных вопросов в нашей стране, поскольку урегулирование грузино-абхазского конфликта касается всех. Какие задачи ваше министерство считает первоочередными?
- В первую очередь хочу подчеркнуть, что структуры, подобной министерству по вопросам гражданского согласия и урегулированию конфликта, в Абхазии никогда не было. Она создана впервые. Основной акцент мы делаем на народную дипломатию, участие в нашей работе гражданского сектора, представителей общественных организаций, самих беженцев. Все они должны быть включены в процесс восстановления доверия. Если раньше мы избегали прямых контактов с де-факто властями Абхазии, то сейчас ставим своей целью пойти с ними на прямой диалог. Это очень сложно, и мы все занимаемся решением этой задачи.
- Как это реализовать на практике?
- Мы разослали официальные письма – членам парламента Абхазии, министрам, членам правительства.  
- О чем написали, если не секрет?
- Не секрет. Это информационные письма, в которых я представляюсь сама и представляю нашу структуру. Я пишу о том, чем сейчас занимаюсь. Для меня принципиально, чтобы наша деятельность была открыта и прозрачна. Понимаете, потребность в прямом диалоге с абхазами не нами придумана – она идет от людей. И этот диалог должен идти не только через структуры образования и здравоохранения, но в первую очередь непосредственно через самих людей.
- А у абхазов есть потребность в таком диалоге?
- Мы изучаем ситуацию. Есть люди, настроенные отрицательно, но есть и те, кто настроен позитивно. Мы стремимся к сотрудничеству с теми, кто расположен благожелательно. Нам предстоит большая информационная работа. Необходимо разрушить образ врага. Разговор о том, что мы намерены делать, не должен быть односторонним. Если мы не будем разговаривать, то термин «гражданское согласие» теряет свое значение. Очень важно, чтобы разговор был уважительным. Если я отправляю письма де-факто властям и уважаю выбор, который сделали сами абхазы и все те, кто остался в Абхазии, то, в свою очередь, и они должны уважать выбор тех, кто был вынужден бежать. Сейчас мы находимся в процессе формирования нашей стратегии. Но цель определена – восстановить доверие, и это главное.
- Вы и вправду верите, что это возможно?
- Иначе я бы здесь не работала. Надо верить. Если мы не поверим, то ничего не получится. Диалог, скорее всего, не сложится скоро. Но добрососедские отношения должны восстановиться. Прошло время, люди уже простили друг друга, агрессии нет, поверьте. Я хочу убедить абхазов, что им необходимо идти на контакт с нами,  беженцами. Кто, если не мы, поймет эту боль, эти проблемы? Государственную политику в вопросе урегулирования конфликта должны решать в первую очередь сами беженцы. Министр по вопросам примирения и гражданского равноправия Паата Закареишвили разрабатывает новую стратегию. Сегодня наше правительство смотрит иначе на правительство Абхазии. Раньше было полное игнорирование, сейчас ставятся вопросы сотрудничества. И если мы будем включены в этот процесс, то это будет другой разговор, другой уровень. Именно мы можем быть идеальными посредниками в диалоге между центральным правительством и правительством де-факто.
- Какая задача представляется вам самой сложной?
- Установление диалога с де-факто властями не кажется мне настолько сложным, насколько сложно объединить сотрудников в стремлении к достижению единой цели и  консолидировать самих беженцев. Социальные проблемы очень мешают делу. Они вынуждают беженцев сосредотачиваться на прошлых проблемах и не стремиться к высшей цели. Очень сложно сместить акценты.
- Если у человека нет жилья, он в первую очередь будет думать именно об этом, а не о восстановлении доверия.
- К сожалению. Мне сложно говорить об этом с беженцами – они не совсем готовы  слушать. Когда я встречаюсь с ними, то сталкиваюсь с такими сложными социальными проблемами, что мне даже неудобно говорить о чем-то другом. Но я всегда говорю, что в позитивном мышлении заключена очень большая сила. Главное –представить себе позитивную картину. Это приносит успех, в этом залог счастья – видеть будущее светлым.
- Мне кажется, вам надо больше себя популяризировать.
- Да, нам пока не хватает известности. И мы планирует соответствующие кампании после выборов.
- Вы открыты для любого сотрудничества, это ясно. Кто для вас самый желанный  партнер?
- Думаю, что нам нужны все – и центральная власть, и гражданский сектор. Для всех найдется дело. Многое уже получается. Нужно время, терпение и терпимость. В восстановлении доверия имеет значение все – и слово, и жест, и даже то, что ты думаешь. Мысль, слово и поступок должны быть в естественной связи. То, что ты сказал, обязан сделать. А говорить должен то, что на самом деле думаешь.
- Каким вы видите будущее наших взаимоотношений с Россией?
- Я уверена, что необходимо восстановление доверия с Россией. В нашей стратегии мы затронем и этот вопрос. Люди чувствуют необходимость грузино-российского диалога. Об этом ясно говорит и власть. Никто нам не запрещает стремиться найти общий язык с Россией. Но встречи только Абашидзе и Карасина не решают вопрос. Я уверена, что нужен дополнительный формат общения. Беженцы из Абхазии живут не только в Грузии, но и в России. И у нас отличные контакты с ними. Мы должны использовать этот ресурс, чтобы правильно выстроить стратегию по урегулированию конфликта. Пусть первый шаг будет гуманитарным. С этого и начинается диалог. И наше участие в этом просто необходимо.
- В таком случае я приглашаю вас к участию в проектах «Русского клуба». Потому что мы, по сути, тоже занимаемся урегулированием конфликтов, но, в отличие от вашего министерства, не политическими, а исключительно гуманитарными методами – через культуру. С 25 июня по 4 июля «Русский клуб» при поддержке Фонда КАРТУ проводит Международный поэтический фестиваль «Цисарткела. Юность поэзии». Его участниками станут юные поэты из всех уголков Грузии, а также России, Армении, Азербайджана, Украины, Беларуси, Эстонии, Польши. Мы ждем участников из Абхазии и Осетии. Приглашаем вас на наш фестиваль в качестве почетного гостя – мы с вами делаем общее дело.
- Спасибо, с удовольствием включимся.
- Калбатоно Лела, вы знаете о том положении, в котором находятся сотрудники Грибоедовского театра Георгий Иналишвили и Мзевинар Джгаркава. Я понимаю, что социальные проблемы не входят в компетенцию вашего министерства, но вы лично знаете об этом все. Что вы им посоветуете?
- Мзевинар полагается площадь. Их семеро в одной комнате, значит, по закону им положена большая жилая площадь. Необходимо заполнить анкету в Департаменте по делам беженцев и стать на очередь. Кстати, это тот самый случай, когда беженцы недостаточно информированы. Я готова лично помочь разобраться в этом вопросе. Молодой семье Георгия необходимо набраться терпения – вынужденно перемещенные лица разделены на категории по тяжести бытовых условий, в которых им приходится жить. Приоритет в получении жилья – у социально нуждающихся, незащищенных, живущих в ужасных условиях, инвалидов, ветеранов. Остальным придется подождать. Всего по Грузии жилье ожидают 60 тысяч семей – это очень, очень много. Для расселения беженцев из бюджета выделены скудные средства, и многое зависит от донорских организаций – Евросоюза, Всемирного банка... Квартиры будут не скоро. Чтобы удовлетворить всех беженцев, необходима сумма, которая составляет половину бюджета страны – 4 миллиарда лари. Это огромные деньги.
- Я благодарю вас, желаю вашему министерству успешной работы и надеюсь, что  наступит день, когда в Грузии необходимости в министерстве по урегулированию конфликтов не будет.

Нина ШАДУРИ