| ВЕЧНЫЙ ШАХ НА лИТЕРАТУРНОМ ПОЛЕ |
 Вот и беседа наша потекла из этого информационного устья, и продолжалась, пока «недремлющий брегет» не сообщил – готов обед. Поначалу завернула она в излучину исторической ретроспективы. - Литературные журналы в России – это особая институция с более чем 250-летней историей, особая область культуры, с богатым тематическим спектром. Российские литературные журналы, возникшие вслед за французскими и немецкими, имели особенность: они создавались вокруг одной из знаковых фигур и служили трибуной для провозглашения тех или иных творческих позиций. Их возглавляли такие разные по своим литературным воззрениям личности, как Новиков, Карамзин, Пушкин, Крылов, Некрасов и Салтыков-Щедрин… Или преследующие совершенно непохожие задачи «Дневник писателя» во главе с Достоевским и просветительская «Ясная Поляна» Льва Толстого. - И в Грузии литературные журналы с середины позапрошлого века стали формировать вкусы и пристрастия просвещенной общественности. Пионером был «Цискари», выразитель грузинской общественной мысли. На его страницах развернулась полемика «отцов»-романтиков и «детей», выдвинувших принципы реализма и идейности в литературе и искусстве. В 1863 году молодежь организовала журнал «Сакартвелос моамбе», который возглавил Илья Чавчавадзе. Это крыло вступило в идейное противостояние с писателями-романтиками и консервативными тенденциями. Так что и тут есть у нас некая общность. Эта общность пустила корни и в прошлом веке, когда именно толстые журналы – тот же «Цискари», «Мнатоби», «Литературная Грузия» - были своего рода оазисами свободомыслия… - Как и в России – «Новый мир», «Юность», «Знамя»… Правда, в 1970-80-е годы, вплоть до так называемой перестройки, гайки были закручены, и они превратились в официоз. Но уже со второй половины 80-х пробил звездный час толстых журналов, их тиражи доходили до 3-6 (!) миллионов, приходилось даже искусственно сдерживать. Литература была гувернером общества. И у всех сложилось романтическое представление – ах, какой же он жадный до высокой литературы, этот русский и русскоязычный читатель! Но оказалось, что это – в значительной мере – блеф. В 6-м номере «Нового мира» за 1987 год, который просто невозможно было не то что приобрести, а даже одолжить, – был опубликован «Котлован» Андрея Платонова. И все думали, что такой бешеный спрос – из-за этого романа. А оказалось – вовсе нет. Всех свела с ума статья экономиста Шмелева «Авансы и долги», где доказательно объяснялось, почему в эпоху развитого социализма на прилавках нет и не будет колбасы. То есть миллионы людей разыскивали этот номер ради новостей о колбасе, и лишь тысячи – чтобы прочитать Платонова. Да, эпоха повального увлечения чтением толстых журналов миновала, но они были не столько пристанищем высокохудожественных произведений, сколько служили заменой партийным мандатам. По принципу: скажи, какой ты читаешь журнал, и я скажу – за какую партию ты голосуешь. Мир толстых журналов образовывал своего рода протопарламент, в котором, пусть и карикатурно, но реально отображалась полная картина общественного мнения. В России, замечу между прочим, в отличие от старых европейских демократий, литература нередко брала на себя роль суда, школы и церкви. Сейчас тиражи упали в 100-200 раз. И когда мне говорят, что век толстых журналов ушел в историю, целиком с этим согласиться не могу. Не будем забывать, что и тиражи книг упали обвально – Евтушенко и Вознесенский выходили 100-200-300 (!) тысячными тиражами, а сейчас норма – 500 экземпляров, 3-5 тысяч – праздник, а 10 000 – уже бесценно. Объяснение этому уже набило оскомину – дискуссионная площадка и читательский интерес большей частью сместились в виртуальный мир. Книгоиздательства выживают за счет учебников, словарей-разговорников и бестселлеров, зачастую печатающихся с пиратских матриц и дурно переведенных. Вы спросите – зачем же тогда толстые журналы? Отвечу – в век отсутствия или частичного отсутствия идеологической цензуры они играют роль своеобразного художественно-эстетического фильтра. Ведь какой мы наблюдаем парадокс – по количеству наименований книг новое время превзошло советскую эпоху. Теперь, входя в книжный магазин в надежде приобрести качественную литературу, не можешь понять – что купить. Аннотации обманывают – какую ни открой – все гениальные романы и гениальные стихи. А в толстых журналах сохранился институт редактора, подчеркиваю, не цензора, а редактора. Вкус, профессионализм, чутье редактора от Бога (таковые еще остались, но профессия умирает, и пора бить в колокола), совершенно необходимы, когда речь заходит о художественной литературе. Даже большие писатели не застрахованы от фактологических или даже стилистических несуразностей, ошибок памяти. И если они обладают адекватной самооценкой, то понимают необходимость работы с редактором. - Я с удовольствием вспоминаю работу с редактором Ушанги Рижинашвили, помогавшим мне делать первые шаги в литературе. Его советы помню до сих пор. А нет ли сходства в сложившейся ситуации с эпохой захвата варварами Рима, когда, спасая подлинную культуру от разорения, монахи унесли рукописи, иконы и другие сакральные ценности в неприступные скиты и пещеры, чтобы спустя поколения вернуть их «поостывшему» человечеству? - Аналогия вполне уместна. Сейчас и вправду на литературном рынке воцарился настоящий базар – один пытается угодить низменным вкусам толпы, другой выкладывает козырем занимательность повествования, третий бьет на эпатаж… Действительно, нужны «монахи», которые уберегут для потомков все подлинно ценное. «Гражданская война» в литературе, начавшаяся четверть века назад, продолжается, накал столкновения, идейного противостояния, острота «национальной», «патриотической» проблемы, не спадает и сегодня. На поле российской литературы – вечный шах, и если на черно-белой доске после его троекратного повторения фиксируется ничья, то в этой шахматной партии на мировую идти никто не желает. Добавьте к этому раскол Союза писателей – единый цеховой организм расчленен, что никогда не идет на пользу делу. - Идет ли между толстыми журналами борьба за авторов? - Силки не расставляем, манков не мастерим. За других не буду говорить, но «Знамя» по праву гордится, что именно у нас, и более нигде, предпочитали или предпочитают публиковаться в последние годы такие авторы, как Белла Ахмадулина, Олег Чухонцев, Сергей Гандлевский. Последние двое пишут мало, публикуют в год 2-3 стихотворения, но великолепных! А вот у Александра Кушнера и Инны Лисянской другая органика, психосоматика, – они работают ежедневно и, стало быть, больше публикуются. Мы никогда не требуем от наших постоянных авторов определенного объема «сданной продукции». Понимаем, что писатель – не машина. Печальная история произошла у нас с замечательно одаренным Виктором Пелевиным, которого мы в свою пору и открыли. Перехватив его, издательство требует теперь от писателя по роману в год, невзирая на то, находится он в оптимальной творческой форме или нет. - Бальзак как-то справлялся с подобным графиком, не понижая планки. - Да и Достоевский тоже. - Ой ли? «Игрок» - не самая его большая победа. Впрочем, как говорил один кинокритик после фильма «И корабль плывет»: «Мне неудача Феллини интереснее звездного часа какой-нибудь серой мышки». - Вот я сразу вспомню недавний эпизод из редакционной жизни. Пришел ко мне молодой человек из Тамбова, принес «Грузинскую тетрадь» стихов, вполне благополучных. Я говорю – стихи-то книжные. А он: «Я никогда не бывал в Грузии». Но он написал эти стихи, он вымечтал и выстрадал молитвенный образ Грузии. И не с нас это начиналось – а с Пушкина, Лермонтова, Грибоедова… Залог наших будущих встреч – фестивали, подобные русско-грузинскому, издаваемые книги, невзирая на то, что думают политики. А таких, как мой редакционный гость, сердцем тянущихся приобщиться к Грузии, я бы приглашал на подобные форумы. - Да, пользы было бы для всех больше, чем от бессмысленных взаимных попреков в информационном и политическом контексте. - Так вот, я по натуре – систематик. Составляю словари, занимаюсь литературной геополитикой, стремлюсь охватить весь ландшафт мировой русскоязычной литературы. Современный период ее развития, минуя эпоху «журнальную», перекочевал в эпоху «премиальную». Тут и «Букер» за лучший роман, и «Белкин» за лучшую повесть, и для российских авторов премии, и для зарубежных поэтов-переводчиков, служителей русской словесности. Я занимаюсь премией «Поэт», которая для того и создана, чтобы попытаться установить иерархию и показать читающему сословию, кого из поэтов нельзя, стыдно не знать. А сейчас наступил «фестивальный» период. Я хотел бы отметить как одно из главных достоинств организаторов нашего фестиваля их чуткость и чувство веления времени. Они уловили момент, когда тенденция литературной жизни устремилась в сторону праздника. Могу выделить ряд очень важных отличительных моментов Международного русско-грузинского поэтического фестиваля. Во-первых, объединительно-коммуникационный. Фестиваль стимулирует взаимный интерес к переводам поэзии разных стран на разные языки, и в первую очередь – с грузинского и на грузинский. Раньше эта роль отводилась издательствам, литературным журналам, у вас была еще уникальная Коллегия по художественному переводу и литературным взаимосвязям. Теперь главную роль в этой пьесе эпоха поручила фестивалям. Второе. Известно, что мы стали читать гораздо меньше. Это относится и к профессионалам – филологам и писателям. Мы плохо представляем себе, что происходит в республиках некогда единой страны. Раньше уследить за процессом можно было легко – единое литературное пространство, библиотеки, подписка. Сейчас, если и появится действительно достойное внимания произведение, – будь то роман или сборник стихотворений, невозможно даже обменяться мнениями. Кто-то пришел в восторг, а кто-то – ни сном, ни духом… Современная литература отдалена от школ, от вузов, в результате и самые яркие, одаренные писатели остаются неизвестными ни широкому, ни, подчас, даже узкому кругу. - Так и оставаясь на своем «птичьем дворе» и не превращаясь в прекрасных лебедей… - Вот поэтому фестиваль в Грузии – это еще и форум, своего рода смотровая площадка, где формируются творческие союзы, где есть возможность установить диалог с читателем. И, наконец, третье, общее для всех фестивалей, – это праздник творческого общения. Это – и беседы в пути, и за чашкой кофе, совместные стихотворные чтения… Несколько «сюжетов на перспективу», контуры проектов зародились прямо на моих глазах. Очень важно, что к грузинскому фестивалю подключен театральный мир – в рамках фестиваля проходят спектакли, даже премьеры. Это обогащает и содержание форума, и вариативность творческих союзов. - Вы как-то заметили, что репутация чтения в обществе невысока, а репутация писания почему-то высока. И у нас в Грузии спасу нет от пишущих, как ни парадоксально, и по-русски, а не только по-грузински. Юлия Кима они на прошлом фестивале к себе затащили, он вернулся, сел за наш обеденный столик и выдохнул: «Володя, это был апофеоз графомании!» Я не могу объяснить этот феномен. Шендерович заметил по их поводу: «Прежде, чем начать писать, я кое-что прочитал». Нынешние столь качественной иронии не внемлют и продолжают свой носорожий бег в писатели. Что с этим делать? Как объяснить, что не писать тебе надо, а корову доить научиться, или детей научить – все больше пользы будет… А кому и кирку в руки не помешало бы… - Я в третий раз на фестивале «Русского клуба». В предыдущие приезды меня не покидало ощущение неравноценности состава, бросались в глаза плохо сочетающиеся профессионализм и самодеятельность. Это объяснялось стремлением уснастить список участников возможно большим количеством стран. Смешно прозвучит – вроде как «средний уровень температуры по больнице», но все же рейтинг художественности из-за этих случайных, а иногда и комических фигур, безусловно, страдал. Что касается вопроса борьбы с графоманами – никакой дихлофос тут не поможет, в отличие от борьбы с тараканами. Это – плата за свободу слова и книгоиздательства. За отказ от услуг редакторов. - Но как защитить иерархичность литературы? Как избежать опасности читательского отношения к авторам как к «стоящим в одной шеренге сочинителей историй или рифмующих эмоции»? В этой шеренге читатель видит и Женю Абдуллаева, тонкого интеллектуала и занимательного рассказчика, и «женщину с прошлым» - буфетчицу, выпустившую слезливую историю. Как разработать модель воздаяния каждому по таланту и заслугам? Почему союзы композиторов ни за что не подпустят и близко баяниста с сельской лавочки, а мы – пожалуйста тебе, выступай… И не пора ли покончить с идиотским псевдодемократическим правилом о вступлении в Союз писателей при наличии трех книг и двух рекомендаций? - В России это правило отменено. Что касается проблемы «куда ни плюнь – попадешь в писателя» - опять-таки, толстые журналы держат планку на должной высоте. Первая и главная на сегодня роль – сертифицирующая. Роль экспертизы. Если мы печатаем литературный текст, то на нем, по нашему представлению, а также по мнению большого числа людей, даже тех, кто не читает журналы, ставится незримый знак качества. Это произведение может быть хорошим или не очень хорошим, но мы подтверждаем, что оно, безусловно, принадлежит собственно литературе. Вот вам и критерии. Поэтому сейчас с нами остались только те, кого интересует собственно современная русская художественная литература и мнения писателей о литературе и жизни. Поскольку журнал – это не только проза и поэзия, а еще и статьи, в том числе о жизни. Но не думайте, что удерживать эту планку не стоит усилий. Серьезные литературные журналы находятся в состоянии круговой обороны – графоманы осаждают редакции, пишут жалобы в ООН, в Европейский суд по правам человека, в полицию и в службы безопасности… Нужно время, чтобы пена эта осела. Ситуацию усложняет легкая дорога в члены Союза писателей – хоть какого-нибудь, о чем мы уже говорили. Был вот случай – на телеканале «Россия» наняли актера, дали ему книгу, написанную компьютером, он явился в Союз писателей, представился бизнесменом и попросил принять в объединение. За это дал ясно понять, что поможет организации не словом, а делом. Его обняли, расцеловали, приняли, вручили золотую медаль Есенина. Получился телефельетон. - Мне не понравилась эта история. Скверный розыгрыш. Разве писатели виноваты, что никто в их сторону и не смотрит, - ни от государства, ни от частных спонсоров поддержки, кроме как случайной, нет. - А честь мундира? - Об этом легко говорить, когда дети не плачут от голода. А у нас заслуженные писатели на съезд приехать не могут – нет денег на маршрутку – встречаем, оплачиваем. Это ли дело? - Не дело. И это – еще один, пожалуй, главный повод бить в колокола. Владимир САРИШВИЛИ | |||||||
|
|||||||
