| СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК КАК СЮЖЕТНЫЙ МОТИВ |
|
В любые периоды истории есть такие опорные, непризрачные воззрения, которые неотчуждаемы от моральных ценностей, влечений цивилизаций, не исчерпываются ни под каким предлогом и о которых прекрасно выразился С.С.Аверинцев: «Одна из главных задач человека – понять другого человека, не превращая его ни в поддающуюся «исчислению» вещь, ни в отражение собственных эмоций». Одну из фундаментальных функций филологии он видел в том, что она «есть служба понимания и помогает выполнению этой задачи». Стержневая задача формулируется достаточно внятно, без минимальных напряжений: В отличие от заматерелых филологинь, С.Хангулян является представителем того разряда культурного обихода, который украшали Георгий Гиголов – яркий, артистичный человек, умевший на бессознательном уровне сохранять в тяжелейших условиях самостоятельность потомственного горожанина и интеллигента. То же самое можно сказать и о Константине Герасимове, чье влияние как учителя и наставника на героя нашей публикации было безмерным. Их объединяли системные ценности, и то, что можно сказать о нашем общем наставнике Г.М.Гиголове, необходимо сказать и о них – они жили в условиях краснознаменного зла без искажений. «Тещина рожа реакции», по определению Д.С.Мережковского, не в состоянии была выбить из них правильной ориентации, но это не опровергает, к нашей беде, проверенного тезиса – «Смерть – предисловие к забвению». Крайняя сложность положения наших коллег заключалась в том, что они, в силу своей незаурядности, принадлежали к нехарактерным фигурам времени, и произвол исходно создавал многочисленные трудности во всех сферах жизни – от бытовой до научно-педагогической, а в наше время еще и вовлекал таких, как С.Хангулян, в унизительное положение безработного с отсутствием даже минимальных средств к существованию. И все же, как это ни странно, тезис Т.Манна «Кто живет трудно, должен жить хорошо» оказывается жизнеспособен именно в привязке к нашему коллеге, которого жизненные невзгоды не загнали в бомбоубежище и не привели в уединение безжизненного прозябания, отчаяния и тоски. По внутренним предпочтениям С.Хангулян стал учеником К.С.Герасимова – обладателя «тихого имени», потомственного горожанина, спокойного, коммуникабельного человека, блестящего ученого, преподавателя, знатока древностей, но, к великому сожалению, плохо разбиравшегося в людях и очень часто страдавшего от неблагодарности всякого рода отребья, вознаграждавших учителя хорошо рассчитанными гнусностями. Силу и степень воздействия личности Герасимова на молодого коллегу, на его становление и формирование установить невозможно, но сущностные свойства, необходимые для научно-педагогической работы, складывались под непосредственным воздействием мэтра. Общественные обстоятельства предопределяют позицию ученого, помогают выбрать в пространстве свое место, либо способствуя достижениям, либо, напротив, приводя к краху, а в стиле он находит себя, самовыражается, и этому научиться невозможно. Именно благодаря стилистической чувствительности С.Хангулян в выборе своего места в исследовательской нише навсегда связал судьбу с К.С.Герасимовым, будучи принят им под научное попечительство. Так начались многолетние, ничем не омрачаемые историко-литературные штудии, оказавшие на молодого филолога колоссальное влияние. Без всяких поз и фокусов под влиянием наставника он приобщился к античной культуре, и это момент концептуального свойства, динамично вошедший в качестве вехи в биографию С.Хангуляна навсегда. Подозреваем, что у этой коллизии – коллизии интеллектуальной – была неслучайная мотивировка и увязывалась она с всепоглощающей любовью к Серебряному веку русской поэзии – явлению мирового масштаба, не до благополучного уровня проясненного, изученного, упорядоченного. Сама проблематика научных работ, к разработке которых привлек К.С.Герасимов молодого коллегу, любопытна и в том смысле, что в недавнем прошлом многое в угоду марксистской демагогии безобразно замалчивалось, а предпочтение на протяжении многих десятков лет отдавалось творчеству М.Горького, В.Маяковского, Д.Бедного… Вся же стоящая за ними литературная культура, насыщенная сотнями имен и названий, злоумышленно игнорировалась, в лучшем случае - переосмысливалась или перетолковывалась, а маловразумительные идеологические декларации перекочевывали из одних публикаций в другие. Образовательные приобретения с мощным углублением профессиональных навыков на серьезной теоретической базе, при всей самостоятельности творческих устремлений С.Хангуляна, осуществлялись под продуктивным воздействием интенсивных общений с мастером, его заботливым учительством... Педантический расклад в работе с текстами, фактами, технологические процедуры общего и частного свойства в значительной мере складывались в нем под неотступным контролем Константина Сергеевича и его уроков, благодаря чему создавались идеальные условия для исследовательских штудий, посему «творить простор для будущих семян» было делом ближайшего будущего. Скажем прямо и откровенно: по обстоятельствам, от С.Хангуляна зависящим и не зависящим, он вторгся в «трудную» область не только филологии, но культурологии, имея в качестве надежной опоры не «обломки обломков», но совокупность «предприятий», из которых и выстраивается вся духовная биография ученого. Прежде чем двинуться дальше в нашем повествовании, позволим себе подключить к внутреннему сюжету необычное соображение В.Одоевского: «Мое убеждение: все мы в жизни люди законтрактованные; контракт может быть прескверный, пренелепый, но мы его приняли, родясь, женясь, вступая в службу и т.д., следственно, должны исполнять его, что не мешает стараться о его изменении и о том, чтобы впредь таковых контрактов не было». Применительно к «контрактам» С.Хангуляна можно говорить о некоторой ограниченности его интересов, но это та самая ограниченность, которая пошла на пользу делу – в ходе непрерывных ученых занятий он всегда находил место для лирических вдохновений: изучал и изучил на солидном уровне английский, польский, немецкий языки, стал интересным рисовальщиком и, наконец, талант «выдохнул» из филолога ряд стихотворных сочинений. Сонет С.Хангуляна «Польше. Декабрь. 1980» увидел свет в альманахе «Мансарда», изданном в Москве в 1992 году и давно ставшем библиографической редкостью. Не по стихийной случайности возникла еще одна история: С.Хангулян на протяжении двенадцати лет подряд по персональному приглашению читает лекции в Гейдельбергском (Германия) университете, а сейчас, когда пишутся эти строки, занят тем же в Атланте. Из привычного ряда пустозвонов-филологов, заурядных «новых варваров», успевших насочинять огромное количество ученых изделий, исчисляемых погонными метрами и десятками килограммов, каковые во время конкурсных замещений доставлялись по месту назначения гужевым транспортом и с помощью наемных рабочих, С.Хангулян выделяется непропорционально скромным объемом печатной продукции, но за этим казалось бы недостатком кроется мудрейшая поговорка: «Мал золотник да дорог». То, что принято называть профессиональным самосохранением, менее всего зависит от количества печатных единиц. Оно предопределяется актуальностью проблематики, организацией исследовательского текста и, в том числе, коллективных правил, гарантирующих чистоту работы и препятствующих программному воровству материалов, например, из интернета. У исследований С.Хангуляна, посвященных сонету, творчеству В.Брюсова, М.Волошина, проблемным вопросам литературы Серебряного века, иная творческая судьба, нежели у серийных «изделий» увядших амазонок от филологии, еще при жизни подающих «заявки на мемориальную доску», как замечал М.Гаспаров. Исследуя темные стороны жизни человека, И. Бродский, по свидетельству С.Волкова, ссылается на авторитетное суждение Сюзан Зонтанг: во время «тяжелой» ситуации возникает момент, когда поведение подталкивает его к тому, чтобы «подложиться» под нее, т.е. «дать трагедии полный ход на себя, дать ей себя раздавить». Но в тех, в ком признаки культуры, чувство собственного достоинства и упорядоченность мироощущения неистребимы, варварские акты не в состоянии породить моральный упадок, нравственную деградацию, ненависть, злобу, зависть… Само собой, не все оказались свободными от «всей мерзопакостности нашего столетия», но среди тех, кого никоим образом нельзя уподобить персонажам «шинельных од» оказался и С. Хангулян, чье общение, повторяем, с Г.М. Гиголовым и с К.С. Герасимовым помогало самоопределяться. Находясь, метафорически выражаясь, в «открытой воде», С. Хангулян не имел физически оформленных ориентиров-маяков, выверенных моделей-схем, неоприходованных заледенелой системой, посему погружение в безбрежный материал, вселение в него и освоение его изнутри, несомненно, оказало на исследователя благотворное влияние. Марксистская одномерность в оценке творчества В. Брюсова, А. Блока, З. Гиппиус и многих других, не встраивающихся в догматическую систему, могла быть преодолена не как ошибочная тенденция, но как злоумышленное искажение литературной панорамы. Сбор и систематизация сочинений – безбрежных в количественном измерении – менее всего могут быть приведены к примитивному бухгалтерскому учету, но неукоснительность рутинной, в хорошем смысле этого слова, работы имело под собой серьезное основание и мотивировку, без которой рассчитывать на успех было невозможно. Результат необычного прилежания, изумительного вкуса, капитальных знаний и безграничной, по сути дела, образованности отразился в масштабном проекте, который уже начал реализовываться в книге «Серебряный век русской поэзии. Модернизм: символизм, акмеизм». (Тбилиси, 2005; второе издание, дополненное, издательство «Новая газета» (М., 2009). Кадровый состав антологии в своих претензиях на полноту литературной культуры реального времени и пространства достоверен и охватывает имена не только лидеров, но и тех, кого бесчисленные чиновники, руководившие творческими организациями и опекавшими изящную словесность, заиндексировали в качестве аутсайдеров и уничижительно игнорировали. Подозреваем, что систематизация материала осуществлялась в процессе ученичества, овладения ремеслом, знаниями, т.е. постоянного совершенствования, и все же не последнее место здесь принадлежит хорошо развитому чувству вкуса, без которого выход из «нового средневековья» сводился к нулю. То, что «схватывалось» попутно, прямым образом накладывалось на утонченную, органически присущую С. Хангуляну интеллигентность и общую культуру. Непременный признак интеллигентности, помимо прочего, состоит в «душеполезности» действий, поступков и устойчивом наличии того, что принято называть добродетелью, которая либо «есть, или ее нет – как половина она не существует». В этом рассуждении М.К.Мамардашвили - очень важный тезис: гармонизация личности уравновешивается и такой стержневой составляющей, как совесть. Философ формулирует непоколебимый вывод: «Здоровое общество – это такое общество, которое поддерживает в человеке то, что от человека не зависит, – тайны такого рода, как совесть – она не зависит от человека». Неподготовленному читателю трудно представить, как удалось С. Хангуляну встроить в художественную коммуникацию 56 первоклассных поэтов с очень точным и впечатляющим замером литературного материала в виде 658 стихотворений – стихотворений, отобранных с изысканным художественным вкусом и нормативным обоснованием. Исследовательская самовыявленность С.Хангуляна проявилась ощутимым образом, в первую очередь, в преодолении тех идеологических мифов, с помощью которых Серебряный век оказался заперт на все мыслимые и немыслимые запоры. Исходный пункт концепции ученого начинается с удивительно точного наблюдения: согласно его пониманию, отличному от ортодоксального марксизма, литературу нельзя расчленять на какие-то противостоящие друг другу и противоборствующие друг с другом группы, течения, направления в пространстве политических баталий, столкновений, борьбы. «В истоках своих словесность Серебряного века включала и реалистическое, традиционное направление, непосредственно завещанное Золотым веком русской классики (например, поэтическое творчество Бунина), и такое экстремально-авангардистское явление, каковым был русский футуризм (Хлебников, ранний Маяковский) – с этой точки зрения поэзия Вячеслава Иванова вполне закономерно может оказаться под одной обложкой», - пишет С.Хангулян. В предуведомительном исследовании, написанном с присущим С. Хангуляну блеском, обнаруживаются на поверхности лежащие новации: хронологическое распределение материала не привязывается к социально-политической истории страны, посему классифицирующим моментом становится не история словесности, а литературная история Серебряного века, что существенно и очень важно. Подключая к литературной реконструкции словозначение «Серебряный век», С. Хангулян дает ему изящное объяснение – свежее, оригинальное, выстроенное по-новому: «Собственно говоря, золотой век русской поэзии сделал «золотым» именно Пушкин, и никто другой». По справедливому суждению автора, «серебряный век безоговорочно остается «серебряным», быть может, еще и потому, что своего «Пушкина» он не имел». Определяя тематическую и содержательную составляющую термина, исследователь предлагает очень любопытное и новое в филологии объяснение, взятое в масштабной форме: «Понятно, что мифологема «Золотой – Серебряный – Медный – Железный век», в европейской литературе впервые упомянутая Гесиодом в «Трудах и днях», а затем повторенная Овидием в «Метаморфозах», является знаковым символом деградации, когда каждая последующая ступень представляется качественно хуже предыдущей». С. Хангулян отходит от заданных моделей и «достраивает» свою концепцию с ориентацией на новые обстоятельства: «...именно ретроспективный взгляд на историю литературы и культуры в целом позволяет говорить о Серебряном веке, как о ее подлинном ренессансе – причем, безотносительно той аксиомы, что серебро «дешевле» золота, но зато в полной соотнесенности с тем фактом, что оно все-таки намного «благороднее» меди и железа». Антологические достоинства напрямую увязываются с личностью составителя, его образованностью, знаниями, вкусом. Книга - прежде всего результат работы «конструктора и архитектора», а жизнь составителя не только «великий почин и вечный ремонт» или «езда в остров любви», но и изнурительная, изматывающая работа с игнорированием инстинкта самосохранения, жизнь впроголодь, в полном смысле этого слова, в условиях общественной нестабильности и политических невзгод. У прямого и динамического «попадания» антологии одновременно в две реальности – повседневную и научную - имеется очевидная, на поверхности лежащая, мотивировка: очень серьезные исследовательские выводы совершенно новаторского толка и элегантная, без стыков и зазоров демонстрируемая панорама важнейшего этапа русской поэзии, обладающей невероятно высоким литературным модусом. Филигранная, добротная по всем параметрам работа С. Хангуляна найдет своего читателя не только в научных кругах, тем более что она уже вышла за пределы Грузии, за что большая благодарность блистательному коллективу «Новой газеты», ее обаятельному главному редактору Д. Муратову и, само собой, Анне Наводничей – именно с легкой руки своей ученицы Сергей Хангулян соотнесся с Россией. У С. Хангуляна «нет времени на рассуждения о том, где закончилась или не закончилась история культуры», говоря словами У.Фолкнера. Он работает не покладая рук, что кристаллизируется в конкретных делах, в том числе, в работе над продолжением нынешней антологии. В заключение хотелось бы сослаться на ударное высказывание о книге Дмитрия Быкова – известного журналиста, поэта, писателя, автора нашумевших сочинений о Б. Пастернаке и Б. Окуджава: «Издание этой антологии – назревшая необходимость. Можно не сомневаться в ее востребованности: она одинаково нужна поэтам, литературоведам, студентам, а главное – всем, кто в России читает стихи. Процент таких людей в России неизменно высок, ибо поэзия – мощное средство сохранения индивидуальности, гарантия от подлости и безумия, чем и определяется ее насущная необходимость в стране, никогда не знавшей благополучия». Мне "Все альбомы дюмина скачать"хотелось бы посмотреть на нее, чтобы иметь свое мнение. Олени "Скачать видео мото скачать"не шли, а быстро бежали, как "Прослушать и скачать и регистрацию музыку"будто потревоженные присутствием врага. Значит, возразил Магнус, вы сами "Скачать прикольный будильник на телефон"не знаете, что затеяли. Наконец он решился, пользуясь правом "Даймонд тулс скачать"молочного брата, спросить мустангера, что с ним случилось. |
