| ЗАВЛЕКАЮТ В СОЛОЛАКИ... (Лермонтов в Тбилиси) |
|
Тогда, в 1837-м, здесь было то, что сегодня мы назвали бы офицерским общежитием – на Алавердской площади размещались господа офицеры из полков, стоявших в городе. Среди них мог быть и приезжавший в Тифлис прапорщик расквартированного в Кахетии Нижегородского драгунского полка Михаил Лермонтов. А впервые этот город прозвучал в его биографии за 7 месяцев до приезда туда. Раздел «Выбыли из Москвы» в «Ведомости о прибывших в Москву и выбывших из оной разных особ» свидетельствует 10 апреля: «Пополудни в 1 час в Тифлис Нижегородского драг. п. пр. Лермонтов». Однако путь в Грузию затягивается – простуда в дороге, лечение и длительные остановки в Ставрополе, Пятигорске, Кисловодске, поездка в Железноводск, в Тамань… А с военным укреплением Ольгинское на Кубани связаны два примечательных события. Первое – по дороге туда Лермонтова обокрали, и он не смог отдать пакет, посланный родителями Николаю Мартынову. Да-да, тому самому. Тогдашний друг-приятель, а впоследствии – его убийца пишет своему отцу: «Триста рублей, которые вы мне послали через Лермонтова, получил; но писем никаких, потому что его обокрали в дороге, и деньги эти, вложенные в письме, также пропали; но он, само собой разумеется, отдал мне свои». Второе событие – намного приятней и связано оно с Тифлисом. Читаем предписание от 29 сентября, полученное из Штаба войск Кавказской линии и в Черномории: «…Я предписываю вам отправиться в свой полк; на проезд же Ваш от укрепления Ольгинского до города Тифлиса препровождаю при сем подорожную № 21-й, а прогонные деньги извольте требовать по команде с прибытием вашим в полк». Ну, а Тифлис тем временем становится судьбоносным для Лермонтова. На плацу Кабахи, что был на месте нижнего Александровского сада, 10 октября Его Императорское Величество Николай I лично проводит смотр частей Кавказского корпуса. Среди них – четыре эскадрона Нижегородского драгунского полка, «найденные в отличном состоянии». Это и отражается на судьбе Лермонтова, хоть еще и не доехавшего до места службы, но уже числящегося в списках личного состава. Он оказывается в числе поощренных офицеров: высочайший приказ по результатам смотра гласит, что переводится «прапорщик Лермантов лейб-гвардии в Гродненский гусарский полк корнетом». Может быть, царь решил, что талантливый вольнодумец, стихи которого нравились даже членам августейшей семьи, уже достаточно наказан ссылкой в неспокойную провинцию. Может, сказались хлопоты бабушки поэта Елизаветы Арсеньевой, имевшей немалые связи среди сильных мира сего. Да и придворный поэт и воспитатель наследника престола Василий Жуковский убеждал шефа жандармов Александра Бенкендорфа, что Лермонтов «подает надежды русской литературе». Как бы то ни было, именно из Тифлиса Михаил Юрьевич заочно получает облегчение судьбы – ему разрешают продолжить службу уже в России, да еще в более высоком звании, да еще в гвардии. Но в полку ему числиться еще до 25 ноября и по дороге в свою часть Лермонтов, как он сам пишет, «был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии». Дело в том, что драгуны-нижегородцы были направлены в азербайджанский город Куба для усмирения сторонников Шамиля. Но восстание подавили до их прибытия, поэт присоединяется к ним в Шемахе и вместе с полком, наконец, попадает в Грузию. Пока еще не в Тифлис – в Кахетию. И тут – первое для Лермонтова в Грузии удивительное переплетение судеб. Полк, в течение 15-ти лет охраняющий «Лезгинскую линию», располагается в урочище Караагач, а совсем неподалеку – Цинандали. То самое, где мы уже видели и владельца поместья князя Александра Чавчавадзе, и его дочь Нину, и его зятя Александра Грибоедова. Именно грузинский поэт-генерал долгое время был старшим штаб-офицером полка, а потом и командовал им. Естественно, офицеры-драгуны были частыми гостями в имении. Военный историк Василий Потто с восторгом пишет, что «связующим звеном между ними становился грузин, и в то же время нижегородец, тот самый князь Чавчавадзе, которого почитала вся Грузия как представителя знатного рода, как одного из своих доблестнейших воинов и, самое главное, как своего великого поэта…» Виделись ли тогда два поэта – прапорщик и генерал? Знаменитый литературовед Ираклий Андроников, перерывший все доступные и даже недоступные свидетельства о судьбе Лермонтова, предоставляет нам целую массу косвенных доказательств для положительного ответа. Почему косвенных? Да потому, что во многом мы вынуждены согласиться со словами еще одного большого поэта по имени Александр – Блока, утверждавшего: «Почвы для исследования Лермонтова нет – биография нищенская». Конечно, за годы, прошедшие после того, как это было сказано, найдено немало интереснейших документов, но все же о пребывании Лермонтова в Грузии, особенно в ее столице, известно до ничтожного мало. Впрочем, и само это пребывание весьма недолгое – со второй половины октября до начала декабря. И, тем не менее, примем утверждения авторитетнейших исследователей, что Михаил Юрьевич бывал в семье Чавчавадзе, а, значит, оказывался в блестящем обществе, которое она собирала и в Цинандали, и в Тифлисе. Ведь не случайно же на обороте листа с автографом стихотворения «Спеша на север из далека» торопливым почерком, карандашом, записаны два женских имени – «маико мая». Необычные для русского поэта, поспешившего запомнить их, они были хорошо известны в высшем свете Тифлиса, это – Маико и Майя Орбелиани. А первая из них – родственница и подруга Николоза Бараташвили, так что Лермонтов явно мог видеть и самого поэта-романтика, которому тогда был 21 год. А если так, то не исключено знакомство и с еще одним человеком, стихами которого зачитывалась вся Грузия – Григолом Орбелиани. И уж конечно – с вдовой Грибоедова, Ниной. И еще одна ниточка, ведущая к семье Чавчавадзе – уже хорошо знакомая нам усадьба Ахвердовых. С ней, как мы помним, жизнь этой семьи связана самым тесным образом, но и для Лермонтова здесь завязалось удивительное переплетение судеб. Уже второе в Грузии. Владелица дома Прасковья Николаевна Ахвердова в девичестве носила фамилию Арсеньева, она – троюродная сестра покойной матери Михаила. Таким образом, женщина ставшая второй матерью Нине Чавчавадзе и благословившая ее на брак с Грибоедовым – троюродная тетя Лермонтова. Правда, в 1837-м в Тифлисе ее уже нет, она переехала в Россию, где, между прочим, постоянно поддерживает родственные отношения с единственным близким Лермонтову человеком – его бабушкой Елизаветой Арсеньевой. Да и сам он встречался с ней там. Достаточно прочесть строки его писем, написанных из Петербурга и Царского Села еще до появления в Тифлисе: «Я часто видаюсь с… Прасковьей Николаевной», «Прасковья Николаевна Ахвердова в мае сдает свой дом». А еще примечательно, что именно в то время Александр Чавчавадзе находился в российской столице и часто встречался с Ахвердовой. Так, может, у нее и познакомились грузинский и русский поэты? Впрочем, это – предположение. А вот - реальные факты из тифлисской жизни Лермонтова. За несколько лет до его приезда в Грузию дом и сад Ахвердовых были разыграны в лотерею и достались Казенному институту благородных девиц. Флигель же – тот, что много лет снимала семья Чавчавадзе, - остался у пасынка Ахвердовой, Егора, служившего в Грузинском гренадерском полку. Участок, на котором стоит нынешнее здание Союза писателей Грузии, начинался с Садовой улицы, с годами, сменившей немало названий – Бебутовская, Энгельса, Ладо Асатиани. Через полвека после смерти Лермонтова, желая отметить этот печальный юбилей, Тифлисская городская дума решила установить, где же именно жил поэт. На это ушло 7 лет работы в архивах и опросов сололакцев, а потом место было названо точно: «У родственника своего в 4-м участке по Садовой улице». Однако еще через пару лет имя поэта дали не этой улице, а Нагорной, связанной с Лермонтовым лишь тем, что он мог останавливаться в офицерской гостинице, от которой она начиналась… Но, в какой бы части Сололаки ни жил Михаил Юрьевич, Тифлис ему нравился. Как, впрочем, и тем большим русским поэтам, которые были здесь до него. Не случайно, в одной его фразе – прямые отклики пушкинского и грибоедовского отзывов: «Хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные; а что здесь истинное наслаждение, так это татарские бани!» И еще: «Если бы не бабушка, то, по совести сказать, я бы охотно остался здесь, потому что, вряд ли Поселение веселее Грузии». Впрочем, согласитесь, веселье поэта, да к тому же, офицера-драгуна – отнюдь не только в банях да хороших ребятах. И вполне естественно, что неизгладимые впечатления оставили местные красавицы. Достаточно вспомнить «Демона»: То вдруг помчится легче птицы, То остановится, глядит — И влажный взор ее блестит Из-под завистливой ресницы; То черной бровью поведет, То вдруг наклонится немножко, И по ковру скользит, плывет Ее божественная ножка. Или «Мцыри»: И шла она легко, назад Изгибы длинные чадры Откинув. Летние жары Покрыли тенью золотой Лицо и грудь ее; и зной Дышал от уст ее и щек. И мрак очей был так глубок, Так полон тайнами любви… У исследователей есть предположения о том, что стихотворения «Слышу ли голос твой…», «Как небеса, твой взор блистает…», «Она поет – и звуки тают…» посвящены не петербургской, а грузинской красавице. А таких красавиц на балах и приемах в столице Грузии встречено было немало, помимо уже упомянутых – Екатерина Чавчавадзе, Елена Орбелиани, Варвара Туманишвили, Мелания и Дария Эристави… Кстати, первый из этих стихов – на обороте листа с записью наброска: «Я в Тифлисе…», сделанного до отъезда из Грузии. Все это – чисто платоническое восхищение, о победах Лермонтова на тифлисском любовном фронте не известно ничего и никому. Ну, а с очаровательной простолюдинкой роман вряд ли мог завязаться – отмечая, что женщины на Кавказе малоразговорчивы, Лермонтов полушутливо признается: «Как, например, грузинки, они не говорят по-русски, а я – по-грузински». А знаете что, дорогие читатели? Если уж у нас зашел разговор на столь игривую тему, присмотримся к тому самому наброску «Я в Тифлисе». Потому что в нем идет речь о весьма необычной, по-разному трактуемой истории. Живет в Тбилиси литератор, специализирующийся на обобщении материалов о жизни грузинского бомонда минувших лет и излагающий, при пересказе, собственные, порой сенсационные версии. Не далее, как в июне прошлого года, в своем цикле «Загадки Грузии» он опубликовал материал под интригующим названием «Неизвестный Лермонтов». Вообще-то, там нет ничего не известного исследователям и тем, кто просто интересуется жизнью поэта. За исключением утверждения о том, что в Грузии Лермонтова, оказывается, «больше волновала личная жизнь». И основано это утверждение именно на отрывке, начинающемся словами «Я в Тифлисе». Автор делает из него однозначный вывод: в Тифлисе Лермонтов утопил труп бывшего ухажера приглянувшейся ему местной девушки, а потом сбросил в воду и мстителя. Не будем полностью цитировать, что конкретно писал поэт – эта «неизвестная» история есть во всех полных собраниях его сочинений, начиная еще с 1873 года. И все серьезные исследователи признали: это – план повести, а не автобиографическая запись. Предоставим слово хотя бы тому же Андроникову. Признавая очень реальным описание Тифлиса того времени, он утверждает: «И тем не менее нет никаких оснований относить описанные в этом наброске события к самому Лермонтову… Помимо того, что история эта применительно к Лермонтову кажется совершенно неправдоподобной, она не могла пройти без последствий для ссыльного офицера. Кроме того, в описи дел «О происшествиях по Грузии за III треть 1837 года» в Центральном государственном историческом архиве Грузинской ССР вообще нет ничего похожего на эту историю». А после тщательного анализа многочисленных поправок в тексте, делается вывод: «Отражен процесс возникновения нового замысла… ни в одном письме Лермонтова мы не встречаем этого – только в черновиках прозы». Конечно, тбилисцам могло бы польстить, что именно в их городе знаменитый поэт лихо участвовал в романтично-уголовной затее, затем проявил себя как детектив и решил использовать все это в повести «Тамань». Но, увы, такие утверждения автора «Неизвестного Лермонтова» абсолютно беспочвенны, как и сообщение о том, что Лермонтов якобы доложил обо всем командованию, а весь отрывок является его письмом к другу. Так что, жители грузинской столицы могут гордиться другим – в их городе созревал сюжет большого произведения. «Очевидно, - подытоживает Андроников, - сюжет, подсказанный ему действительным происшествием в Тамани, стал потом обрастать новыми впечатлениями и превратился в замысел «тифлисской повести», более сложной по фабуле, чем «Тамань». Но есть в этом наброске и настоящая тайна, скрывающая то, что нас так интересует – где еще в Тифлисе жил Лермонтов, с кем общался. Человек, у которого он останавливался, именуется в наброске «Петр:», затем упоминаются «Г:», «ученый татар. Али», Ахмет и Геург. Следить за всеми этапами исследований этих имен долго и утомительно. Так что, обратимся сразу к окончательным выводам ученых. Итак, наиболее вероятно, что «Петр:» - дежурный штаб-офицер штаба Отдельного Кавказского корпуса Павел Петров 4-й. Появившись в городе, прапорщик Лермонтов, по предписанию, не мог не явиться именно к нему. К тому же Петров служил при начальнике штаба Владимире Вольховском, близком друге князя Чавчавадзе и лицейском товарище Пушкина. С Вольховским Лермонтов познакомился еще на Северном Кавказе, в Тифлисе тот протежировал опальному поэту и вполне мог поручить своему подчиненному опекать приезжего. Человек, зашифрованный инициалом «Г:» - скорее всего, штаб-лекарь Тифлисского военного госпиталя Франц Герарди, которого знал весь город, насчитывавший тогда лишь 25 тысяч жителей. Кстати, этот медик уехал в отпуск в те же дни, когда Лермонтов навсегда покидал Грузию. «Ученый татар. Али» - Мирза Фатали Ахундов, впоследствии – великий азербайджанский поэт, а тогда – начинающий литератор. Он, вторым после Лермонтова, откликнулся стихотворением на смерть Пушкина, в Тифлисе учил Михаила Юрьевича азербайджанскому языку, помог записать сказку про Ашик-Кериба. Так в грузинской столице два великих поэта продолжили связи русской и азербайджанской литератур. Ахмет, упомянутый в наброске, - тифлисец, бывавший в доме Петрова и сопровождавший Лермонтова в прогулках по городу. А Геург – знаменитый оружейник, в официальных документах – Ягор Элиаров (Елизаров). Его имя есть и в черновике стихотворения «Поэт». А заглянув в Тифлис 1837 года, можно увидеть и его мастерскую – рядом с особняком главноуправляющего Грузией, ныне – Дворцом учащейся молодежи, в который переименован знаменитый тбилисский Дворец пионеров. Но почему в литературном наброске оказались реальные люди? Ответ есть и на это – Лермонтов, как и Пушкин, сохранял подлинные имена во всех начальных планах. Но планы – планами, а все мы знаем, сколько Лермонтов успел написать о Грузии, на сколькое еще она его вдохновила. И не только в литературе. «Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собой порядочную коллекцию», - писал он в Россию. Увы, из этой коллекции до нас дошло совсем немного. Но живут в рисунках и на картине поэта Метехский замок с церковью, Авлабарский мостик, Ортачальские сады, крепость Нарикала, домики над Курой, плоская кровля одного из них. Кстати, знаменитый «Кавказский вид с саклей» на Военно-Грузинской дороге Лермонтов писал из нынешнего тбилисского пригорода Мухатгверди. А на противоположном, пустом тогда берегу, сегодня – городской квартал и электростанция ЗаГЭС... Ну, а когда летний вечер сводит на нет тбилисскую жару, и над городом, зажатым меж холмами, все еще висит остаток знойного марева, как не вспомнить строки: Сады благоуханием Наполнились живым, Тифлис объят молчанием, В ущелье мгла и дым… И, наверное, не так уж важно, бывал ли Лермонтов на улице, носящей сейчас его имя. Главное: он жил в этом городе, а город остался жить в нем. До самой смерти, настигшей поэта через 4 года после расставания с берегами Куры. Владимир ГОЛОВИН Гарнизон спит крепко, безмятежно спят и стражи у ворот, растянувшись "Скачать программу для взламывания страницы в контакте"на каменной скамье. Прогулка не приносила успокоения. Размышляя таким образом, Зеб чуть "Скачать гугл хром для виндовс хр"было не забыл про облачко дыма и про выстрел, который "План проведения дня рождения"раздался в прерии. III Войдя утром в комнату фельдкурата, Швейк застал его лежащим на диване и "Город эмбер книга скачать"напряженно размышляющим о том, как могло случиться, "Тарифные планы ютел"что его кто-то облил, да так, что он приклеился брюками к кожаному дивану. | |||||||
|
|||||||
