| КОЕ-ЧТО О СТАРШЕМ ДРУГЕ |
|
Публикуем воспоминания писателя Эмзара Квитаишвили. Не раз мне доводилось писать о Ревазе Инанишвили. И неизменно произведения этого тончайшего мастера художественного слова вызывали мое восхищение. Поразительно богатый язык, глубина мысли, живописность и выразительность его образов и пейзажей – все находило живой отклик во мне. Признаюсь, что не раз тайком от самого себя я утирал слезу, читая его рассказы и новеллы, и причиной тому – талант, дарованный ему Богом. Наше знакомство, скоро перешедшее в дружбу, началось с университетской скамьи, в 60-е годы. Помню в студенческом литературном кружке мне дали почитать его стихи. После обсуждения Резо вручил мне лист бумаги, на котором он изобразил меня, худого, с шевелюрой, в черном пиджаке, и с улыбкой сказал: «Это тебе на память». Я поблагодарил его и унес рисунок домой. К сожалению, впоследствии рисунок затерялся среди бесчисленных рукописей и книг. Годы спустя два любимых мною человека оказались соседями – Резо Инанишвили и Гиви Гегечкори, которые получили квартиры в новом доме на улице Канделаки. Гостить у них для меня было праздником. Мы читали стихи, спорили, беседовали часами, неторопливо попивая чудесное вино, которое делал сам Резо в своей родной деревне Хашми. «Это настоящее счастье, когда на одном с тобой этаже живет такой человек как Резо Инанишвили», - говаривал часто Гиви. Одно из лучших своих стихотворений Гиви посвятил Резо. Увы, оба они покоятся теперь в безмолвной обители Дидубийского пантеона. Именно годы жизни на Канделаки, 65 оказались для Реваза самой плодотворной порой, порой его творческой зрелости. Именно тогда он создавал один за другим свои шедевры. Журнал «Цискари», один из тех, которые знаменовали собой яркую эпоху 60-х, редактировал тогда Джансуг Чарквиани, я заведовал отделом прозы, а Гиви Гегечкори – отделом поэзии. Новые рассказы Резо первым читал его сосед Гиви и на следующее утро приносил их в редакцию. В номерах «Цискари» один за другим появлялись «Датиа и Гогиа», «Освобожденная вода», «Наша коровушка Маиса», «Мать Мариам», «Далекая белая вершина», «Черные ворота», «Смерть Барбаре Бадиаури», «Джаргвале», «Красный лист клена» и многие другие рассказы. А вскоре весь этот цикл Резо объединил в книгу «Зарисовки вечерней поры». В 1971 году эта книга, великолепно оформленная художником Тенгизом Мирзашвили, вышла в издательстве «Накадули». Редактором ее была большая поклонница таланта Резо – Лола Кадагишвили. У меня хранится один экземпляр этой книги с авторской надписью. Раскроешь ее на любой странице – и вдруг очутишься в совершенно особом мире. Прочтешь фразу – «Грустная арба медленно едет из большого леса» - и подумаешь: несколько слов – а уже картина, уже настроение и мелодия... Или вот описание: «Грязь здесь похожа была на размякшее мыло. Голые ноги с ужасающей легкостью погружались в нее, воздух был плотным, как яичный белок, только более синий, и колебался, как медуза в загрязненной нефтью воде порта». Богатый язык инанишвилевской прозы, ее поэтика, думается, должны стать объектом пристального изучения. Помнится, мы вместе с Резо смотрели в кинотеатре «Аполло» фильм японского режиссера Акиры Куросавы «Голый остров» о жестокой, бескомпромиссной борьбе человека за существование со стихийными силами природы. Мы смотрели, как обливающиеся потом крестьянин и его жена пытались дать жизнь слабым росткам рассады на каменистой почве. Этот превратившийся в символ эпизод нас обоих потряс до глубины души. Резо, которому хорошо знаком был крестьянский труд, ошеломленный вышел из зала. «Такого сильного впечатления я давно не испытывал», – проговорил он, потирая лицо натруженными руками. Лишь он один мог написать идеальный сценарий «Древа желания». Его, наследника прозы Георгия Леонидзе и Важа Пшавела, никто не мог бы учить знанию природы, я всегда лишь удивлялся откуда он знал и как запоминал названия такого множества растений, трав, птиц, животных. Однажды он сказал мне: «Ты не представляешь, как я измучился, стараясь передать движения зяблика, когда он в полете сжимает крылья и издает отрывистые звуки». Резо нелегко было переубедить, у него все было продумано до тонкостей. Однажды в «Цискари» мы готовили к печати небольшую статью Резо, в которой он выразил свое отношение к современной грузинской поэзии. В конце ее он писал, что в юности писал нерифмованные, свободные стихи и цитировал одно из своих стихотворений, довольно длинное, и я решил сократить его. Гиви Гегечкори предупредил меня: «Лучше не делай этого, Резо обидится». Но я все же позвонил ему. Резо ответил непреклонным тоном: «Не трогай, как написано, так и оставь». Душевным настроем, легкостью, прозрачностью фразы, полутонами, всем изяществом стиля Реваз Инанишвили больше других грузинских писателей походил на Нико Лордкипанидзе. И не случайно, что одному из лучших своих произведений – «Смерть Барбаре Бадиаури», он предпослал слова: «Посвящаю памяти «Женщины в платке» Нико Лордкипанидзе». Персонаж рассказа Н.Лордкипанидзе для него обернулся реальной личностью. О том, какой силы и масштаба писатель Реваз Инанишвили, явствуют нижеприведенные образцы его прозы. Это небольшой рассказ «Пан», основанный на реальных фактах, который с удивительной живостью раскрывает труднопостижимую для окружающих натуру Галактиона Табидзе. Вот его сюжет. Бедный писатель снимает дешевую комнату в непрестижном Нижнем Цхнети для того, чтобы вывезти на свежий воздух больного ребенка (указана и дата – июль 1957-го). Так как в этой комнате не было никаких условий для работы, он поднимался высоко в лес, где и нашел небольшую пещеру и там работал. Перечислены написанные в этой пещере рассказы: «Кутеж с кахетинцами», «Вокруг тебя» и другие. Писателя очаровывает лесная тишина, чистота сверкающего как хрусталь воздуха и земли, которая и в дождь не превращалась в грязь («в лесу не было грязи, грязь создает человек»). Во время одного из восхождений он заметил в стороне небольшой хоровод прекрасных девушек и юношей гномов. С того дня он их ищет и не может найти, словно небо их сокрыло. Однажды, возвращаясь после бесплодных поисков в пещеру, он оказался перед настоящим чудом, мифическим видением. Но лучше послушать самого автора: «Зато в этих поисках я встретился с Паном. Он сидел на корточках возле почерневшего валуна со спутанными волосами и бородой, вцепившись обеими руками в мох. Казалось, он читает какую-то молитву, медленно покачивая головой. Я прислушался. И мне почудились какие-то тихие звуки, словно последний аккорд то ли песни, то ли стиха. Я огляделся. И показалось мне, что очень темно, и с деревьев капают черные капли. Непонятный страх объял меня. Я круто повернулся и почти бегом пустился вспять. Лес остался позади. Через несколько дней, когда солнце ослепительно сияло над головой, я набрался духу подняться туда, к тому почерневшему валуну. Там не было ни души. На земле играли плоские пятна солнца. Я нагнулся, притронулся к валуну. И вдруг глаза мои словно обожгли выцарапанные каким-то острым предметом на камне буквы «Галактион». В конце герой рассказа с грустью и сожалением признается, что с того дня он «не смог написать ни строчки». Нельзя не сказать несколько слов и о рассказе «Черт». Это один из поздних рассказов Реваза Инанишвили, удивительно прозрачный, как воздух одной из исторических провинций Грузии – Тушети, куда переносит нас автор. Услышишь это слово, тотчас перед взором встают гордо возвышающиеся «вершины, хвойные леса, камнем строенные дома...», сказочные места, которые всю свою жизнь живописал несравненный Тенгиз Мирзашвили. В его палитре и краснота спелых плодов шиповника и белизна снегов вершин и цвет плодов мушмулы. Резо и Тенгиз, или как называли его друзья и коллеги, Чубчик, оба выделялись сочностью красок и оба были родственны Нико Пиросмани, что неоднократно проявляется в творчестве каждого из них. Рассказ «Черт» имеет форму письма, он читается очень живо. Героиня его, женщина-фольклорист, годами путешествующая по аулам Северного Кавказа и горам Восточной Грузии, пишет письмо своей подруге. Она описывает тихую и грустную жизнь Тушети, где даже маленькие девочки сидят молча и вяжут, работой прогоняя грусть. Описывает как тушинки, запертые зимой в своих домах, в сумерки ждут не дождутся гостя – как кинокадры разворачиваются перед читателем картины, происходящие по вечерам на сельской площади: поет тушинская гармонь, льется песня и мелькают в танце фигуры юношей и девушек. «Совсем внизу, в высоких травах маленький водоем около двух метров ширины, но вода глубокая и чистая. В ней живет одна-единственная форель. Приходит порой старуха – как не от мира сего, - садится на берегу и сыплет в воду хлебные крошки для форели. А форель неторопливо, лениво их поедает». И вот в эту деревню в один из дней, когда шел и таял снег, пришли двое лезгин: юноша Али и девушка Фатьма. Ему – восемнадцать, ей – шестнадцать. Они полюбили друг друга, но родители (люди старого закала) не дали согласия на брак. И они убежали в тушинскую деревню. Среди собравшихся на площади выделяется одна девушка Лела, которая уже хорошо знает Фатьму. Лела играет на гармони и поет хватающие за душу песни. За одной песней следует другая. Али, очарованный ее пением, делает знаки Фатьме, чтобы и она спела. После уговоров она соглашается. Фатьма оказывается тоже замечательной певицей, происходит как бы состязание между двумя удивительными дарованиями. Кажется в лунном свете тихо звенят мерцающие жемчужины: «Фатьма подняла высоко голову, прикрыла глаза и запела, но как запела! Передать это я не в силах. Как умещалась в этой хрупкой миниатюрной девушке такая огромная тоска – тоска сестры, тоска матери, тоска жены!.. Как могла 16-детняя девушка прочувствовать и выразить эту тоску и выразить со спокойствием умудренной жизнью женщины. «Ай, лах-лах-ла лай...» – звучал ее бархатный голос. Как потревоженные кони, переминаются с ноги на ногу, стоявшие в стороне мужчины. Она умолкла, открыла глаза, улыбнулась, обессиленными руками отодвинула от себя гармонь. - Еще, еще, - просили ее. - Нет, - и она сжалась в тулупчике как в гнезде. Острее всех силу ее песни почувствовала Лела. Она бросилась перед ней на колени, поцеловала в лоб, благодаря за блаженные минуты. Теперь черед был за Лелой. Она не хотела петь: «Разве могу я после Фатьмы?» Неохотно перебирает она пальцами клавиши гармони, тихо заводит откуда-то издалека. Но постепенно зажигается, и боль ее сердца начинает звучать. Вот две строфы из ее песни: О, дорогая матушка, Какой огонь горит в моем сердце! Пуговицы моего воротника Плавятся одна за другой... Далее должен привести авторский текст, чтобы этот удивительный рассказ не утратил своего нежнейшего лиризма, красочности, порой – безумных порывов бушующей бури... Существует реальность, описанная языком большого мастера, не требующая никаких разъяснений: «Это был плач женщины, лишенной мужа, в ливень, ветер, во тьме бредущей к отчему дому, слезы которой плавят пуговицы ее воротника. Мне доводилось слышать многих наших женщин-песенниц, но Лела в тот вечер всех затмила. Я смотрела на Фатьму. Она обеими руками крепко сжимала ворот тулупчика, дрожала как от холода, и глаза ее сверкали. Лела умолкла. Всю душу свою выложила и нас словно опустошила. А Фатьма, знаешь, отбросила тулупчик, встала и пошла широким вольным шагом. Пройдя немного, обернулась и прокричала что-то по-своему. Али засмеялся, громко, от души. Потом перевел нам: «Чертовка эта Лела, черт в ней сидит». Фатьма скрылась за поворотом. А Лела молчала и улыбалась так, точно вправду черт в ней сидел. «Она меня опередила, - сказала Лела, - это я ей хотела сказать, да не осмелилась, а она сказала». Мужчины растеряно похаживали в стороне. В ту ночь я почти не спала. Ты знаешь, о чем я думала после этих песен. Утром встала я затемно. Вышла, осмотрелась и вижу вдруг: напротив, на той стороне по зеленому склону катятся двое, обнявшись крепко: юноша и девушка. Катились, катились и скатились донизу. Некоторое время оставались на месте. Потом уселись, стали смотреть друг на друга и смеяться. Юноша был Али. Девушка – Фатьма. Если есть что-то, ради чего стоит жить на этой земле, верно ради такого вот зрелища, моя дорогая сестра!» Как мы уже знаем, все описанное в этом рассказе происходит в краю обособленном климатом и рельефом, в высокогорье Грузии. И, тем не менее, он перекликается с теорией «дуэндэ» Федерико Гарсиа Лорки. Без «дуэндэ» нет высокого искусства, хотя он «сжигает кровь» и «изматывает артиста». Творчество Реваза Инанишвили – это огромное духовное богатство, которое оставил он нам, и мы еще не осознали и не оценили, каким сокровищем обладаем. Эмзар КВИТАИШВИЛИ Реваз Инанишвили ЛЕБЕДИ Злата Прага. Знаменитый град пражский. Золотые шпили королевского дворца, кресты церквей гордо врезающиеся в небо. Моросит. В этот печальный дождь к красивейшей колокольне розовой церкви стекаются еще более печальные люди. Идут к простому обелиску (некрашеный цемент высотой в полтора метра) в окружении невысоких темных деревьев. Пожилые мужчины, подходя к обелиску, обнажают головы и останавливаются. На обелиске надпись: «Солдату Белякову, погибшему за освобождение Праги». Щемящие и в то же время волнующие слова. Фашистов погнали из Праги. Погибло и было ранено бесчисленное количество людей. Здесь, в зданиях монастыря на площади размещался госпиталь. В госпитале на одной из коек умирал прекрасный юноша Беляков. Он знал, что умирает. Единственным утешением ему была музыка, доносившаяся с колокольни, когда там били часы. Беляков попросил, чтобы его похоронили здесь же, чтобы он вечно слушал чудесные звуки. Его желание исполнили. Но с ним рядом похоронили и многих других. Получилось целое кладбище. Когда все кончилось, улеглось, все могилы перенесли. Оставили только Белякова. Он так же покоится здесь, у подножья колокольни, в окружении невысоких деревьев... Я стоял перед обелиском и благословлял тех добрых людей, которые сделали это. И – удивительное дело! Прилетают сюда лебеди. Стая в пятнадцать лебедей. Белые и фантастические в сером небе! Белые птицы, вытянув длинные грациозные шеи, с тихим шелестом крыльев, молча, неспешно облетали колокольню розовой церкви, и в это время зазвучала музыка. Потом часы на колокольне пробили двенадцать. Отзвучал последний удар и снова зазвучала музычка. А лебеди продолжали летать. Не знаю почему – да и как понять! – но мне показалось, что лебеди принесли что-то хорошее, что-то светлое в своем полете туда и обратно... Перевод Камиллы-Мариам Коринтэли Он имеет право скакать "Большой папа скачать торрент"на своей лошади куда ему вздумается. На берегах некоторых рек Южной Америки живут плохо "Скачать игры на компьютер фермы"вооруженные, апатичные индейцы, и здесь кайманы чрезвычайно "Скачать пародия на песни"смелы, к ним опасно подходить близко. Узнав тайные цели Гайара, раскрыв его гнусные намерения завладеть Авророй и встретившись с Ларкином, "Анаглиф видео скачать"я понял, что настало время действовать. До сих пор "Скачать стас михайлов минусовка"он неподвижно сидел в седле. |
