Этого здания сегодня уже нет на улице, взбирающейся от проспекта Руставели к подножью горы Мтацминда. Но в первой половине позапрошлого века улица, называвшаяся Вадзевской, славилась на весь Тифлис именно им – домом князя Александра Чавчавадзе. В мае 1847-го, через восемь месяцев после того, как поэт-романтик, генерал-лейтенант, государственный деятель погиб, зацепившись полами шинели за колесо коляски с испугавшимися лошадьми, по комнатам этого роскошного дома впервые прошла пятнадцатилетняя девочка Лена. Она же – Леля, она же – Лоло, она же – Лолоша. Синеглазая мечтательница-фантазерка, довольно взбалмошная, абсолютно чуждая «приличных манер». К роду Чавчавадзе она никакого отношения не имеет. Огромный дом куплен у вдовы князя дедом девочки, бывшим Саратовским губернатором Андреем Фадеевым, ставшим в Тифлисе членом Совета Главного управления Кавказского наместника и управляющим экспедицией государственных имуществ Закавказского края. В том же доме через пару лет появится на свет двоюродный брат девочки – Сережа. Ему предстоит стать выдающимся государственным деятелем-реформатором, главой Совета министров Российской Империи Сергеем Витте. А уроженка Екатеринослава (нынешнего Днепропетровска) Леля Ган станет в Тифлисе Еленой Блаватской, чтобы войти в историю не только русской, но и всей мировой культуры как религиозный философ и оккультист, литератор и публицист, путешественница и основательница современного теософического движения.
После такого перечисления терминов не обойтись без двух напоминаний. Оккультизм (от латинского «скрытый», «тайный») – название всех учений, считающих, что в природе и в человеке существуют скрытые, неизвестные науке силы и явления, познать которые дано лишь людям «посвященным», с «особыми способностями». А теософия (по-латински «божественная мудрость») рассматривает все существующие религии как изложения различных точек зрения на одну и ту же истину: какой образ жизни нужно вести человеку, какие качества он должен в себе развивать, с какими пороками бороться. Девиз Теософического Общества, основанного Блаватской в Нью-Йорке в 1875 году вместе с полковником Генри Олкоттом и юристом-писателем Уильямом Джаджем, таков: «Нет религии выше истины». В уставе этого общества указаны три цели: основать ядро всемирного братства без различия расы, веры, пола, касты и т. п., поощрять сравнительное изучение религий, философии и наук, исследовать необъясненные законы природы и скрытые силы человека.
Так что легко понять, почему и в позапрошлом, и в прошлом, и в нынешнем веках отношение к «мадам Блаватской» весьма и весьма различное. Очень часто – отрицательное, особенно с материалистической точки зрения. Елену Петровну называют «совершенной, остроумной и интересной обманщицей», «одной из самых искусных и интересных мошенниц», талантливой авантюристкой. Лев Толстой так отозвался о ее творчестве: «Книги известные. В них много хорошего, нехорошо только то, что они говорят о том, чего не дано знать человеку». Да и сама она как-то призналась писателю Всеволоду Соловьеву: «Что ж делать, когда для того, чтобы владеть людьми, необходимо их обманывать, когда для того, чтобы их увлечь и заставить гнаться за чем бы то ни было, нужно им обещать и показывать игрушечки… Вот вы так «не удовлетворены» моими феноменами, а знаете ли, что почти всегда, чем проще, глупее и грубее феномен, тем он вернее удается. Если бы знали вы, какие львы и орлы, во всех странах света, под мою свистульку превращались в ослов и, стоило мне засвистеть, послушно хлопали мне в такт огромными ушами!..»
Но при этом ведь есть и совершенно иные высказывания. Послушаем лишь некоторые из них. Крупнейший русский деятель культуры Николай Рерих: «Чрезвычайно приятно видеть, что... имя Елены Петровны Блаватской, нашей великой соотечественницы, почитается так высоко, как истинной основоположенницы провозвестия. Частенько русские забывали о своих великих деятелях, и пора нам научиться ценить истинные сокровища...». Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс: «Меня всегда поражали феномены, совершаемые Магометом, йогами и госпожой Блаватской... Здесь мы соприкасаемся с законом, более глубинным, чем общеизвестные законы природы». Выдающийся индийский политический и общественный деятель Махатма Ганди: «Для меня было бы радостью коснуться края одежд госпожи Блаватской». Живописец Василий Кандинский: «Е.П. Блаватская, пожалуй, первая, после долголетнего пребывания в Индии, установила крепкую связь между этими «дикарями» и нашей культурой. Этим было положено начало одного из величайших духовных движений, которое объединяет... большое число людей в «Теософском Обществе».
К этому можно добавить, что у Блаватской была масса друзей в научном мире. Достаточно назвать изобретателя электролампы накаливания и фонографа Томаса Эдисона, ведущего химика и физика XIX века Уильяма Крукса, знаменитого французского астронома Камиля Фламмариона, философа, одного из отцов современной психологии Уильяма Джеймса, создателя трамвая на канатной тяге и…бейсбола Эбнера Даблдея, завещавшего Теософическому Обществу свою уникальную библиотеку…
Впрочем, разбору того, чем занималась Елена Блаватская, место в совсем ином издании. А мы посмотрим, что связывает с Грузией эту неординарную женщину. Ведь именно отсюда она отправилась по миру в полный приключений путь – и к славе, и к гонениям. Сюда возвращалась передохнуть от дальних странствий. А на ее учении о создании единой, всеобщей религии, не могли не сказаться отроческие впечатления о Тифлисе, в котором испокон веков жили по соседству в мире и согласии люди многих вероисповеданий и национальностей.
Между тем и в самой Леночке смешалась аристократическая кровь нескольких, частенько враждовавших народов – французов, немцев и русских. Отец – Петр Ган происходил от германских рыцарей и владетельных мекленбургских князей. Среди его родственников была известная на всю Европу не менее, чем Жорж Санд, писательница-графиня Ида Ган-Ган. Прабабушка со стороны матери – Генриетта Бандре дю Плесси была внучкой гугенота, эмигрировавшего из Франции, вышла замуж за именитого русского князя Павла Долгорукова… А потом во всех генеалогических ветвях этого рода стали появляться многочисленные Елены. На этих страницах к Тифлису имеют отношение три из них. Будем называть их по старшинству.
Итак, знакомьтесь. Елена-старшая, урожденная княжна Долгорукова, любимая бабушка Блаватской, жена высокопоставленного чиновника Фадеева, поселившегося в доме Чавчавадзе. Она свободно говорила на пяти языках, разбиралась в истории и археологии, естественных науках и нумизматике, переписывалась с самим Александром Гумбольдтом. Ее рисунки о флоре и древностях Кавказа и Грузии составили семьдесят (!) томов. Она передала своей внучке не только энциклопедические знания, но и дар художницы. А музыкальными способностями наградила ее так, что во время своих странствий Блаватская концертировала в Италии, Париже, Лондоне, была даже хормейстером. Как уважали Елену-старшую в Тифлисе! «Невзирая на то, что сама ни у кого не бывала, весь город являлся к ней на поклон», – говорила о ней Мария Ермолова, жена тифлисского губернатора Петра Ермолова. А это – воспоминание Блаватской: «Она была каким-то многосторонним колоссом знаний и практической благотворительности». Похоронили ее в ограде тифлисской церкви Вознесения, впоследствии уничтоженной большевиками. На могиле ее стоял крест с надписью золотыми буквами: «Паче всего стяжала любовь, яко любовь есть союз совершенства».
Елена-средняя, ее дочь, мать будущей знаменитости. Кочуя с мужем-артиллеристом, могла бы превратиться в серую гарнизонную даму, но стала писательницей под псевдонимом «Зенеида Р-ва». Встречалась с Пушкиным и Лермонтовым, читала литературу на пяти языках, утверждала, что «музыка лучшее утешение в этой жизни после религии». И писала так, что скупой на похвалу Виссарион Белинский назвал ее «русской Жорж-Санд», «автором многих превосходных повестей» и утверждал, что «ни одна из русских писательниц не обладала такою силою мысли, таким тактом действительности, таким замечательным талантом», как она. Сама же она смотрела на свое творчество так: «Какими бы то ни было жертвами, хочу, чтобы дети мои были хорошо, фундаментально образованны. А средств, кроме пера моего, у меня нет!» Увы, жертву действительно пришлось принести –умерла она очень рано, в 28 лет, среди нескольких причин кончины был и напряженный литературный труд. Перед смертью она сказала пророческие слова о дочери Леле: «Я совершенно уверена, что доля ее будет не женской и в жизни ей суждено много страдать».
После ее смерти обожавшая мать Елена-младшая вместе с братом и сестрой живет у бабушки и дедушки Фадеевых в Саратове, получает солидное домашнее образование, больше всего времени проводит в обширной бабушкиной библиотеке. Там-то и начинает читать запоем книги по средневековому оккультизму. А через некоторое время после того, как Фадеевы переселяются в Тифлис, отправляется вслед за ними. Там ее воспитанием занимается и сестра матери Екатерина с мужем Юлием Витте (родители будущего российского премьера-реформатора).
«В то время не только в старом городе, но и в европейских кварталах большинство крыш были плоские, с земляными террасами, по которым можно было гулять и смотреть в чужие дворы и на улицы. С крыши и галерей нашей первой квартиры были видны все окрестные сады и здания, тонувшие тогда в виноградниках…, – вспоминала ее младшая сестра Вера, тоже ставшая известной писательницей под фамилией мужа Желиховская. Описывает она и дом, в который затем ненадолго переселяется семья: «…Только что оконченный великолепный и громадный дом, построенный словно крепость за высокими стенами двора, со всевозможными службами, в середине которого был распланирован садик, еще не дававший тени, но полный цветов. Богатый купец-армянин Сумбатов, его хозяин, отстроил его, ничего не жалея, во вкусе полуазиатском, с лепными украшениями, цветными стеклами, с круглым балконом и хорами в огромной овальной зале».
Но, по утверждению Веры, «князь Воронцов попросил уступить дом Сумбатова бежавшему в Тифлис из Персии дяде тогдашнего персидского шаха». И вот тогда-то Фадеевы переселились в дом Чавчавадзе. «Большое строение это имело чудесный, таинственный вид... В длинном, высоком и мрачном холле висели семейные портреты Фадеева и князя Долгорукова, стены были покрыты гобеленами (подарок Екатерины II). Недалеко от этого холла находились апартаменты... Это был один из самых замечательных частных музеев. Там были собраны гербы и оружие со всех стран света, старинная посуда, китайские и японские статуи богов, византийская мозаика, персидские и турецкие ковры, картины, портреты и очень редкая и большая библиотека…», – свидетельствует генерал П.Николаев. А Вера Желиховская добавляет: «Великолепное сооружение в самом центре нового города, занимающее с флигелями чуть ли не целый квартал. Различные части… соединялись между собой галереей, мостиками и лестницами. Посреди обширного двора находились бассейн и розарий. Особой гордостью была зала с зеркальными окнами в два просвета – по тем временам великая редкость. Расписной потолок, позолоченные перила лестниц, великолепные вазы и статуи в просторной прихожей, на лестничных площадках и в больших комнатах украшали этот дом. В гостиной поражали своеобразные обои, на которых были изображены картины на мифологические сюжеты. Говорили, что эти обои подарил князю Чавчавадзе кто-то из царской семьи».
Вот в какой замечательной обстановке живет Леля. Но Тифлис сразу же покоряет ее совсем другим – искренностью общения, гостеприимством, радушием, театрализованными застольями, живописными окрестностями. Она в восхищении от базаров, храмовых праздников, народных игрищ. В быту это весьма необычная девочка. Для одних – вздорная и непокорная, для других – фантазерка со странными видениями. Вся природа для нее одушевлена. Она утверждает, что слышит голос каждой вещи, потому что та имеет сознание и скрытые силы, невидимые «непосвященным». Что птицы и животные передают ей рассказы из своей жизни. Что в сказках много правды, так как принимать любой вид и летать могут особые, мудрые люди, которые существуют во все времена, но являются лишь тем, кто верит в них и не смеется над ними. Еще в саратовском имении, на песчаной площадке с окаменевшими останками рыб и ракушек, она впечатляюще рассказывала, как это место когда-то было древним дном моря или озера, рисовала на песке давно вымерших морских животных, растения. И слушающие не могли не поверить ей. «Где она могла услышать про перевоплощение? Кто ей в нашей православной семье мог рассказать о переселении душ?», – недоумевала ее сестра Вера.
За пару лет до того, как Лена приехала в Тифлис, с ней произошел случай, почти повторяющий… страшное происшествие с князем Чавчавадзе, в доме которого она поселилась. Лошадь, испугавшись, выбросила ее из седла, и девочка повисла, запутавшись в стременах. Но не упала и не ударилась головой – пока лошадь не остановили, она чувствовала, как кто-то поддерживает ее тело. Она говорила, что знает этого «кого-то» с детства столь же хорошо, как и родителей, называла его своим Хранителем, всегда спасавшим ее во всех несчастьях. Увы, у князя Чавчавадзе такого Хранителя не было…
А Блаватская утверждала, что в 1851 году встретила его уже во плоти, в Лондоне – высокого индийского вельможу. Он сделал ей знак не приближаться, а когда на следующий день она пришла в Гайд-парк, чтобы побыть в одиночестве, подошел и сообщил, что хотел встретиться лично – ей надо основать Теософическое Общество и провести три года в Тибете, чтобы подготовить себя к столь важному делу. Звали его Махатма (Учитель) Мориа. Он рассказал и о трудностях, которые она должна будет преодолеть… Надо сказать, что современная историческая наука не считает, что есть достаточно доказательств существования этого человека, одного из «Учителей Мудрости». Но встречи с ним и его внешность детально описывают многие теософы.
В общем, как говорится, хотите – верьте, хотите – нет. Как впрочем, и тому, как Блаватская в юности относилась к светской жизни Тифлиса. По словам ее сестры Веры, она не могла существовать без праздничных, шумных собраний, уже с первых дней приезда упрашивала бабушку и тетю взять ее с собой на многочисленные визиты в гости, отнюдь не чуралась праздничной атмосферы, почти всегда царившей в доме на Вадзевской. «Это был ее первый большой настоящий бал. Она мне показалась – да и в самом деле была – чудо какой хорошенькой!..», – писала Желиховская о Елене на новогоднем балу 1848 года у тифлисского губернатора.
Сама же Елена Петровна, с годами, рассказывала абсолютно противоположное. Что не ходила на балы, так как негоже девушке появляться перед чужими людьми в глубоком декольте, «почти голой». И что, если бы в юности какой-нибудь молодой человек посмел заговорить с ней о любви, она попросту застрелила бы его, «как бешеную собаку». Факты, как мы увидим, противоречат этому. Но вспомним: «Для того, чтобы владеть людьми, необходимо их обманывать». Наверное, солидность основательницы теософии, познававшей истину у аскетичных мудрецов Индии, никак не соответствовала образу девушки, стремившейся к великосветским развлечениям.
На деле же у юной Лолочки и в мыслях не было стрелять, например, в молодого офицера Константина фон-Кауфмана, в будущем – генерал-адьютанта, присоединившего к России значительную часть Центральной Азии. О нем она вспоминала: «…Мой бедный невинный красноносый друг Константин Петрович! Я не виделась с ним с 1848 года; тогда в Абаз-Тумане он имел обыкновение попусту объясняться мне в любви, восседая на куче картошки с морковью». Не был пристрелен ею и адьютант наместника Кавказа Михаила Воронцова Александр Дондуков-Корсаков, которому предстояло стать генералом от кавалерии, героем Кавказских и Крымской войн, российским комиссаром в Болгарии. Сама она позже называла его «местным Дон-Жуаном и греховодником», так, что он вел с ней явно не философские беседы.
Другое дело – родственник царского наместника князь Александр Голицын. Жена тифлисского губернатора Мария Ермолова утверждает, что молодой князь «часто бывал у Фадеевых и сильно интересовался оригинальной молодой девушкой». По Тифлису ходили слухи, что он «не то масон, не то маг или прорицатель». Он знакомится с Еленой у ее дедушки, а на том самом «ее первом большом настоящем балу» они долго танцуют… И Лоло не только по девически «на минутку» влюбляется в светского красавца. У них оказывается много общих тем для разговоров. Об оккультизме, тайнах Атлантиды, ясновидении, загадочных индусских мудрецах, египетских коптах… Спустя годы, в 1874-м, Блаватская вдруг завила, что даже была обручена с князем Александром. Если это и правда, то обручение было тайным, так как князь уехал, и они больше не виделись. А обручается она с совсем другим человеком.
Зовут его Никифор Блаватский, он – чиновник по особым поручениям при тифлисском губернаторе, а перед самой свадьбой с «неуправляемой» Леночкой Ган становится вице-губернатором Эриванской губернии. Прямо скажем, невероятная карьера! В истории этого брака, потрясшего весь Тифлис, тоже есть расхождения. «Знаете, почему я вышла за старика Блаватского? – писала Елена Петровна однажды. – Да потому, что в то время, когда все молодые люди смеялись над «магическими» предрассудками, он в эти предрассудки верил! Он так часто говорил мне о эриваньских колдунах, о тайных науках курдов и персов, что я решила использовать его как ключ к этим знаниям». Но есть и ее же слова о том, что в этом замужестве виноваты ее родные: «Теперь они говорят, что я сама хотела выйти замуж за это старое чучело... Дело обстояло так, что если бы я хотя бы одной фразой напомнила о своих многочисленных просьбах не выдавать меня замуж за старого Блаватского, то это вызвало бы протест со стороны моих родных…»
Биографы же и друзья Блаватской, проанализировав многие факты, считают, что сделать импульсивный шаг к тифлисскому замужеству ее побудили несколько обстоятельств. Это и шок после отъезда князя Голицына, и слова гувернантки-француженки о том, что из-за своего невыносимого характера барышня останется старой девой, и рутина домашних занятий, и назойливая опека родных. А еще – встреча с Ниной Чавчавадзе, после которой Леночка и обратила внимание на Блаватского, ненадолго уехавшего в Персию, где погиб Грибоедов. Ну, а в Тифлисе, где и по сегодняшний день все знают обо всем, упорно поговаривали, что со скоропалительной свадьбой «подсуетились» Воронцовы – дабы своенравная девушка не смогла стать женой их родственника Голицына. Этим-то, мол, и объясняется неожиданно высокое назначение кандидата в женихи Блаватского.
Как бы то ни было, в селении Джелал-Оглы (Каменке), недалеко от места, где стоял грузинский гренадерский полк под командованием близкого друга Фадеевых князя Ильи Орбелиани, 7 июля 1849 года Леля Ган обручается с Никифором Блаватским. До восемнадцати лет ей не хватает трех недель. Сбегает она от мужа через три месяца, умчавшись верхом в Тифлис, так и не исполнив ни разу супружеских обязанностей и не дождавшись церемонии вступления Блаватского в должность вице-губернатора. Спешный семейный совет постановляет: отправить своенравную девицу от греха подальше – к отцу, в Одессу. Но свой путь по Грузии в порт Поти она организует так, что опаздывает на запланированный пароход. И уплывает на английском паруснике, подкупив шкипера. Сбегает в никуда, исчезнув на десять лет. «Никто не знал, где она, и мы считали ее умершей», – признается ее сестра Вера.
Вновь в Тифлисе она появляется в 1860-м, совершив кругосветное путешествие, побывав во многих странах Востока, Малой Азии, Западной Европы, Северной и Южной Америки, в Китае и Японии, Египте и Индии. Это уже совсем иная женщина – многое перенесшая и повидавшая, чудом выжившая после смертельной раны, полученной в рядах гарибальдийцев. А главное – со сложившимися религиозно-философскими взглядами, умеющая контролировать свою психику, успешно занимающаяся модным тогда спиритизмом. Она давала сеансы по всей Европе, так что тифлисский «свет» принимает ее с восторгом. Тем более, что ей удается то заставить звучать закрытое фортепиано в запертой пустой комнате, то сдвинуть взглядом легкий столик, то угадать содержание писем в запечатанных конвертах, то вывести из строя электроприборы, не прикасаясь к ним… Даже ее кузен Сергей Витте, весьма скептически относившийся ко всему этому, признает: ««В ней, несомненно, был дух, совершенно независимый от ее физического или физиологического существования».
А вот, как он описывает Блаватскую начала 1860-х годов, когда она взяла себе имя Рада-Бай: «Она была уже пожилой женщиной и не так лицом, как бурной жизнью. Лицо ее было чрезвычайно выразительно; видно было, что она была прежде очень красива, но со временем крайне располнела и ходила постоянно в капотах, мало занимаясь своей особой, а потому никакой привлекательности не имела. Вот в это время она почти свела с ума часть тифлисского общества различными спиритическими сеансами, которые она проделывала у нас в доме. Я помню, как к нам каждый вечер собиралось на эти сеансы высшее тифлисское общество…»
Между тем благосостояние некогда богатой семьи Фадеевых становится все хуже и хуже. И, чтобы поднять его, Блаватская развивает бурную деятельность. Нет, не спиритическими сеансами зарабатывает она, а коммерцией. Открывает в Тифлисе успешную мастерскую по изготовлению искусственных цветов, занимается сплавом леса и вывозом за границу наплывов на ореховых стволах, создает дешевый способ добывания чернил…Она выезжает по делам и в Кутаиси, и на черноморское побережье, и в Самегрело, где ее считают кудесницей. И люди издалека стекаются к ней и подлечиться, и посоветоваться о жизни. Она получает благословение от экзарха Грузии Исидора. А потом в Самегрело ее валит с ног неизвестная болезнь, исхудав, она превращается в живой скелет. Но когда ее привозят в Тифлис, внезапно исцеляется. «Подчинив болезнь своей воле», как считала ее сестра Вера.
На этот раз она проводит в столице Грузии почти четыре года, однако жизнь без путешествий и ярких впечатлений, без общения с единомышленниками и знакомств с неординарными людьми – не для нее. И она уезжает, потому что «на сердце было неспокойно, и душе было тесно». Уезжает навсегда, охранив в сердце город своего взросления и первой влюбленности, город первых решительных действий, город, образ жизни которого помог становлению ее идеи всеобщего единения.
Владимир Головин
|
